Кисть художника запечатлела её на холсте в облике Марса, но Марс, дренеримский бог войны, ассоциировался скорее с хаосом и бессмысленной агрессией — а она до самого конца стремилась к справедливости, была предельно честна сама с собой. Её струящиеся светлые кудри и искрящиеся отвагой сапфировые глаза сделали бы честь любой валькирии, только она одарена таким живым и сострадательным сердцем, какого, верно, не было ни у одной из мифических скандинавских дев-воительниц: всегда противится лишнему кровопролитию, если можно его избежать иным образом. Да, это она, мадемуазель Оскар — суровый и решительный воин снаружи, а внутри тонко чувствующая девушка, которая долгое время сама себе не давала права обнаружить свои самые лелеемые чувства, облачив себя в доспех лояльности, службы, долга. Но бывают в жизни такие минуты, когда рассыпается любая броня...
Персонажи, за которыми увлекательнее всего наблюдать в художественном творчестве и которыми труднее всего быть в реальной жизни — это персонажи духовно эволюционирующие, и к таким относится Оскар. Её метаморфоз долог и непрост: от совета королеве не ходить на бал-маскарад, поскольку «там ведь могут быть всякие простолюдины» до прямого содействия восставшим горожанам, солдатам, в общем, столь низменному для аристократов третьему сословию. Разрыв с прошлым, со многими из тех, кто до этого считались «своими», с самим своим родом, готовность нести прозвище изменника. И оставленные высокие знаки отличия это только внешнее выражение такого перевоплощения. «Я Оскар Франсуа, но у меня нет ни титула, ни ранга».
Если совесть и впрямь это подсказывает, не лучше и правда начать хизнь с чистого листа, даже если успеешь при этом написать только одну строчку. Через тернии... к звёздам? К розам? Главное, ей есть куда стремиться и она знает, во имя и ради кого, чего. Ибо видит людей на улице не как безликую толпу. Может, несколько наивными выглядят сценки, где Оскар впервые вплотную соприкасается с жизнью простого люда, когда откровением становится, что, оказывается, девяносто шесть процентов населения платят налоги, а оставшиеся четыре процента на них живут, а крестьяне не имеют возможности даже воспользоваться плодами своих трудов. Но главное, что героиня сумела сделать из этого выводы, стать выше вековых предубеждений. Ей хорошо ведомо, на что готовы для других Ален и Бернард, как солдаты продают своё оружие, хоть за это им и грозит смертная казнь, но ведь дома-то у всех семьи, голодные братишки и сестрёнки, которые ни в чём не виноваты, но которых обрекают на терзания своей алчностью раздушенные аристократы.
Подозреваю, что Марию Антуанетту здесь значительно идеализировали по сравнению с исторической. Ведь, как ни крути, утопически предполагать, что королева, пользующаяся немалой властью при слабом муже и не испытывающая ровным счётом никакой нужды ни в изысканных блюдах, ни в дорогущих платьях, ни в ценных каменьях, не знает, чьим трудом и какими преступлениями всё это приобретается. Да, немалую роль в возмущении повелительницей играло и то, что она австрийка, и то, что взяла себе иностранного фаворита, предрассудки в отношении иностранцев всегда довольно живучи, но если бы условия у людей были человеческими, об этом вспоминали бы меньше. Одними лишь недоразумениеми и интригами придворных мятеж не объяснишь, хотя эти факторы, конечно, тоже играют свою роль.
Впрочем, Антуанетту приукрасили скорее не по политическим соображениям, а ради пикантных намёков на неуставные отношения представительниц одного пола. К счастью, год выпуска 1979, поэтому сёдзё-ай тут не смеет осуществляться, хотя уже заявляет о себе в голос. Шарлотта срывает с груди Оскара розу, Розали танцует в обнимку с мундиром леди Оскар, придворные дамы вздыхают в духе: «Ах, если бы только это был мальчик.» А в итоге главная героиня оказывается, увы и ах, нормальной женщиной, влюблённой... о ужас, в мужчину!
Да, для героини романтика расцветает тут не сразу, но тем она желаннее зрителю. Продираясь, как сквозь чащобы, через душные от взаимной неприязни версальские покои, пустую церемониальность высшего света, мелочные, ничтожные и жалкие склоки ( кто-то кого-то видите ли не поприветствовал ), козни могущественных фавориток, так истоскуешься по искреннему и человечному. Кого-то, может, удивит, на протяжении скольки серий герои не могут друг другу признаться или даже осознать своей сердечной склонности, даром что знакомы с детства и постоянно вместе и зрители обо всём уже догадались с самого начала. Но в этом-то и суть: когда привыкаешь к человеку в какой-то роли, будь то роль друга детства, партнёра по фехтованию, начальника или подчинённого, когда так часто общаешься с ним по чисто деловым вопросам, труднее видеть его в романтическом амплуа. Ну, ещё разница в социальном положении, но когда это мешало человеку, умеющему чувствовать! Оскар, может, ещё сама не вполне осознаёт , что происходит в её сердце, но подсознательно уже это приняла, и вырывающийся у неё невольно крик «Мой Андре! » открывает глаза на правду.
И конец у влюблённых, не удивляйтесь, я считаю довольно счастливым. Они ушли, или, быть может, перешли в иную форму бытия в момент наивысшего подъёма народного духа, окружённые верными боевыми собратьями, сражаясь за нечто действительно очень важное, успев подарить друг другу свою любовь. И избежали участи увидеть, как потом произошёл разброд среди самих восставших, что потом делали Марат, Дантон и Робеспьер, когда стало невозможно разобраться, за что, кто, зачем и почему. И доля прекрасного командира и её кавалера лучше, чем остаться всю жизнь калекой на попечении у других или медленно исчахнуть от болезни. Всем, кто ищет подлинной романтики во всех смыслах этого слова, вам сюда. Тут романтика, которой не постыдился бы и сам Виктор Гюго.
|
