Имяреку, тебе, -- потому что не станет за труд
     из-под камня тебя раздобыть, -- от меня, анонима,
     как по тем же делам: потому что и с камня сотрут,
     так и в силу того, что я сверху и, камня помимо,
     чересчур далеко, чтоб тебе различать голоса --
     на эзоповой фене в отечестве белых головок,
     где наощупь и слух наколол ты свои полюса
     в мокром космосе злых корольков и визгливых сиповок;
     имяреку, тебе, сыну вдовой кондукторши от
     то ли Духа Святого, то ль поднятой пыли дворовой,
     похитителю книг, сочинителю лучшей из од
     на паденье А. С. в кружева и к ногам Гончаровой,
     слововержцу, лжецу, пожирателю мелкой слезы,
     обожателю Энгра, трамвайных звонков, асфоделей,
     белозубой змее в колоннаде жандармской кирзы,
     одинокому сердцу и телу бессчетных постелей --
     да лежится тебе, как в большом оренбургском платке,
     в нашей бурой земле, местных труб проходимцу и дыма,
     понимавшему жизнь, как пчела на горячем цветке,
     и замерзшему насмерть в параднике Третьего Рима.
     Может, лучшей и нету на свете калитки в Ничто.
     Человек мостовой, ты сказал бы, что лучшей не надо,
     вниз по темной реке уплывая в бесцветном пальто,
     чьи застежки одни и спасали тебя от распада.
     Тщетно драхму во рту твоем ищет угрюмый Харон,
     тщетно некто трубит наверху в свою дудку протяжно.
     Посылаю тебе безымянный прощальный поклон
     с берегов неизвестно каких. Да тебе и неважно.