А здесь жил Мельц. Душа, как говорят...
     Все было с ним до армии в порядке.
     Но, сняв противоатомный наряд,
     он обнаружил, что потеют пятки.
     Он тут же перевел себя в разряд
     больных, неприкасаемых. И взгляд
     его померк. Он вписывал в тетрадки
     свои за препаратом препарат.
     Тетрадки громоздились.
         В темноте
     он бешено метался по аптекам.
     Лекарства находились, но не те.
     Он льстил и переплачивал по чекам,
     глотал и тут же слушал в животе.
     Отчаивался. В этой суете
     он был, казалось, прежним человеком.
     И наконец он подошел к черте
     последней, как мне думалось.
         Но тут
     плюгавая соседка по квартире,
     по виду настоящий лилипут,
     взяла его за главный атрибут,
     еще реальный в сумеречном мире.
     Он всунул свою голову в хомут,
     и вот, не зная в собственном сортире
     спокойствия, он подал в институт.
     Нет, он не ожил. Кто-то за него
     науку грыз. И не преобразился.
     Он просто погрузился в естество
     и выволок того, кто мне грозился
     заняться плазмой, с криком "каково!?"
     Но вскоре, в довершение всего,
     он крепко и надолго заразился.
     И кончилось минутное родство
     с мальчишкой. Может, к лучшему.
         Он вновь
     болтается по клиникам без толка.
     Когда сестра выкачивает кровь
     из вены, он приходит ненадолго
     в себя -- того, что с пятками. И бровь
     он морщит, словно колется иголка,
     способный только вымолвить, что "волка
     питают ноги", услыхав: "Любовь".