Чердачное окно отворено.
     Я выглянул в чердачное окно.
     Мне подоконник врезался в живот.
     Под облаками кувыркался голубь.
     Над облаками синий небосвод
     не потолок напоминал, а прорубь.

     Светило солнце. Пахло резедой.
     Наш флюгер верещал, как козодой.
     Дом тень свою отбрасывал. Забор
     не тень свою отбрасывал, а зебру,
     что несколько уродовало двор.
     Поодаль гумна оседали в землю.

     Сосед-петух над клушей мельтешил.
     А наш петух тоску свою глушил,
     такое видя, в сильных кукареках.
     Я сухо этой драмой пренебрег,
     включил приемник "Родина" и лег.
     И этот Вавилон на батарейках

     донес, что в космос взвился человек.
     А я лежал, не поднимая век,
     и размышлял о мире многоликом.
     Я рассуждал: зевай иль примечай,
     но все равно о малом и великом
     мы, если узнаем, то невзначай.