М. Б.

     Ты выпорхнешь, малиновка, из трех
     малинников, припомнивши в неволе,
     как в сумерках вторгается в горох
     ворсистое люпиновое поле.
     Сквозь сомкнутые вербные усы
     туда! -- где, замирая на мгновенье,
     бесчисленные капельки росы
     сбегают по стручкам от столкновенья.

     Малинник встрепенется, но в залог
     оставлена догадка, что, возможно,
     охотник, расставляющий силок,
     валежником хрустит неосторожно.
     На деле же -- лишь ленточка тропы
     во мраке извивается, белея.
     Не слышно ни журчанья, ни стрельбы,
     не видно ни Стрельца, ни Водолея.

     Лишь ночь под перевернутым крылом
     бежит по опрокинувшимся кущам,
     настойчива, как память о былом --
     безмолвном, но по-прежнему живущем.