Нет, не посетует Муза,
     если напев заурядный,
     звук, безразличный для вкуса,
     с лиры сорвется нарядной.
     Милая, грусти не выдаст,
     путая спину и перед,
     песню, как платье на вырост,
     к слуху пространства примерит.

     Правда ведь: как ни вертеться,
     искренность, сдержанность, мука,
     -- нечто, рожденное в сердце,
     громче сердечного стука.
     С этим залогом успеха
     ветер -- и тот не поспорит;
     дальние горы и эхо
     каждое слово повторят.

     Вот и певец возвышает
     голос -- на час, на мгновенье,
     криком своим заглушает
     собственный ужас забвенья.
     Выдохи чаще, чем вдохи,
     ибо вдыхает, по сути,
     больше, чем воздух эпохи:
     нечто, что бродит в сосуде.

     Здесь, в ремесле стихотворства,
     как в состязаньи на дальность
     бега, -- бушует притворство,
     так как велит натуральность
     то, от чего уж не деться, --
     взгляды, подобные сверлам,
     радовать правдой, что сердце
     в страхе живет перед горлом.