Фильм - Амели (Le fabuleux destin d'Amélie Poulain, 2001)

«Сказочная судьба Амели Пулен» (таково оригинальное название) не прошла отборочную комиссию МКФ в Канне из-за клейма «Несерьёзно». Это кажется и грустным, и смешным, поскольку картина вскоре произвела настоящую сенсацию во всём мире, многократно компенсировав солидный бюджет в FRF77 млн., получив четыре «Сезара» и массу иных наград. Удивляют и неожиданные переклички с «Пианисткой» каннского триумфатора того года Михаэля Ханеке: фильмы соотносятся, как свет и тьма, или же – подобно разным сторонам одной монеты. Нет, складывается впечатление, сколько-нибудь заметных и значимых деталей в одной из лент, которые бы ни были задействованы в другой – с точностью до наоборот! Это касается и отношений главных героинь с родителями (напомним, что с вдвое старшей Амели по возрасту Эрикой, у которой скончался отец, мать живёт вместе), и их профессий, соответственно заурядной и возвышенной, и проведения досуга, и овладевающих разумом навязчивых идей, а прежде всего – самого отношения к окружающей действительности, представляющейся радостной, светлой, почти сказочной или же грустной, погружённой в серость и мрак. Изумительно переданная Изабель Юппер тайна, рождающаяся из сочетания холодной неприступности и порочности (мнимых, как выяснится) глубинных желаний, разумеется, совсем иного свойства, нежели лукавая и очаровательная улыбка Тоту, современной Джоконды. То же самое справедливо и в отношении, допустим, упоминающейся (прямо или косвенно) порнографии – предмета, наиболее сомнительного с точки зрения традиционной морали. Но противопоставление кажется выдержанным и в более глобальных аспектах – таких, как культура, точнее, веками соперничающие культуры: французская (тем более в лице легкомысленного Монмартра, издавна вдохновлявшего вольных художников, отбрасывавших сковывающие воображение путы) и немецко-австрийская, усилиями венских служителей муз истово хранившая верность классическим канонам прекрасного. Волнующая музыка Шуберта и Шумана уступает место насмешливо-душещипательной, одновременно трогательной и ироничной, свободно льющейся мелодии, написанной словно специально для постановок сентиментально-сатирических фарсов и водевилей XVIII-XIX столетий, по-прежнему обожаемых за изящество и свежесть чувств. Фильм далеко не случайно воспринимается, по словам Роджера Эберта, «чествованием таких французских художников, как Ренуары (живописец Пьер Огюст и Жан, его сын-кинематографист) и постановщиков Марселя Карне и Рене Клера». Наконец, дивный любовный роман Амели и Нино, не могущий завершиться иначе, кроме как счастьем навек (даже причуды и неординарные увлечения встретившихся двух одиночеств подходят друг другу как нельзя лучше!), воспринимается антитезой отношениям Эрики и Вальтера, столь ненормально завязавшимся и – трагически оборвавшимся. Фильм прост и ясен, как солнечный свет, никогда, кажется, не покидающий Париж, поэтично названный тем же Эбертом «городом, который мы любим, даже когда он шипит и когда там моросит».