Только через некоторое время после просмотра фильма пришло осознание: а ведь я даже не помню, были ли там чайники, провода и светофоры. Наверное были, но мне не запомнились — и это уже хороший признак.
Поелику Синкай для меня раньше заключался именно в этих хрестоматийных образах. Ну да, ещё бывали ворохи розовых лепестков и летающая техника. Это всё смотрелось блестяще, ослепительно и великолепно, но... виделось каким-то обобщённым, условным. Умом понималось, что многие бэкграунды наверняка срисованы с реальных мест, и всё равно сакура, допустим, воспринималась не как конкретная сакура, а как некий собирательный образ сакуры. И даже предметы быта, которые по идее должны нести печать личного, единичного, вызывали впечатление чего-то абстрактного, освобождённого от частностей.
А когда дело доходило до персонажей, сознанию и вовсе не удавалось их вычленить из окружающей обстановки. Смутно сознавалось, опять-таки, что они чем-то заняты, что у них свои истории, даже может драматические. Но в мозгу они фиксировались как часть пейзажа, ибо казалось, что служат они просто для выражения того же настроения, что господствует в природе, и которое не меняется, какие бы внешние события ни случались по сюжету. Что бы уж там ни доказывали с пеной у рта, а визуальное исполнение персонажей очень даже важно, тех, кто с невыразительной угловатой внешностью, легко спутать друг с другом, точно так же как и их истории.
А в «Ловцах забытых голосов»... Да, были традиционные синкаевские облака — но тут уже, глядя на неподражаемый розовато-сиреневый закат, я видела в первую очередь мальчика и девочку на утёсе. Да, облетала сакура — но она не заполняла собой до ряби в глазах пространство и время, и тут уже я поверила, что эта сакура и впрямь растёт где-нибудь в нашем мире. Персонажи стали куда рельефнее, как в плане эмоций, так и в плане внешнего облика. Они выступили из декораций, но тем самым эти декорации сильно очеловечили. Мир стал обжитым, приобрёл знакомость, домашний уют, конкретность. И дай Ками-сама, чтобы для Синкая эта эволюция оказалась необратимой.
И то, что у Синкая здесь не всё получилось, вовсе не оттого, что он заимствовал у Гибли. Да, кто спорит, умиротворённый и лучезарный Сюн более чем похож на Хаула. Племя, живущее обособленно, властная старушка, этнические узоры на одеждах и коврах — это перекочевало прямиком из «Принцессы Мононоке». Синенький камушек не иначе как прилетел из «Лапуты». Но на самом деле все эти фрагменты можно было скомпоновать иначе, без сучка и задоринки, и вопрос о том, кому у кого что можно подглядеть, попросту бы не стоял.
Чем Синкаю стоило бы заняться побольше, так это ружьями. Нет, не поймите неправильно, не имею в виду, что он должен рисовать ружья вместо, скажем, поездов. Просто сюжетные ружья могут стрелять чаще и метче. При виде демонов с горящими глазами мелькали мысли: «А-аа, наверняка их как-нибудь увяжут с духами умерших». Когда Сюн явился Асуне в кошмаре, была уверенность: «А-аа, он наверняка ещё сыграет свою роль». И в итоге эти моменты так благополучно и провисли. Не раскрыли мать Асуны, а ведь она явно стоила большего внимания в силу своей нелёгкой судьбы.
Другой пункт, вызывающий нарекание — слишком прямолинейная и предсказуемая мораль. Какие выводы предложат зрителю, было ясно уже тогда, когда помянули историю Идзанаги и Идзанами (кому японская мифология не близка, вспомните схожую греческую легенду об Орфее и Эвридике). Ну а я, как чувствительная сёдзё, не могу удержаться: зачем так с бисёненом-то и милой зверушкой поступать? Да, не в Синкае даже дело, сплошь и рядом считается, что жалистный конец серьёзнее хэппи-энда. Однако самые радужные и безоговорочные миядзакиевские хэппи-энды смотрятся правдивее здешней концовки.
Наконец, как ни крути, «миядзакиевская девушка» значит пожалуй не меньше, чем «тургеневская девушка». Это даже едва ли «типаж», слишком сухо так говорить про что-то настолько живое и непосредственное. Чего скрывать, что произведения Миядзаки держатся в первую очередь именно на его героинях, которые все очень колоритны. И, как это ни парадоксально, их колоритность основана как правило на том, что на первый взгляд будет выглядеть чудачеством, отклонением. Сан, к примеру, неистова, горячна и дика, этакая Маугли в юбке. А Навсикая питает непонятную многим привязанность к страшноватым чудищам. И при этом они оказываются более духовно и душевно здоровыми, чем многие их окружающие. Синкай же ещё не умеет добавлять к образам своих героинь завершающие, экспрессивные штрихи. Асуна настоящая, искренняя, привлекательная, но какой-то такой чёрточки, какой-то сумасшедшинки, чего-то едва уловимого ей недостаёт.
И всё ж при всех придирках «Ловцы забытых голосов» — это такой уровень качества, что просто нелепо ставить такое аниме ниже гаремников с зомби и демонами, пересахаренного кавая и вязкого тягучего психодела. Эта полнометражка демонстрирует как минимум то, что у Синкая столько хороших в общем-то идей, что в один фильм их толково уместить было просто нереально. Глядишь, в следующей волшебной стране он ещё откопает тайные знания построения сюжета.
|
